Подробности жуткой аварии в Солнцево
Жуткая авария произошла 16 июля 2021 года в Солнцево, на улице Авиаторов. В тот день мать, бабушка и трое детей переходили дорогу. Самому старшему ребенку было пять лет, а младшему — девять месяцев, малыш был в коляске. С ними был еще один малыш, ему всего три года. Женщины с детьми переходили дорогу в положенном месте через пешеходный переход. Одно транспортное средство остановилось, чтобы пропустить женщин и их детей, но в это же время по дороге ехала “Мазда”, которая на скорости до 50 км/ч даже и не думала останавливаться.
Автомобиль Mazda влетел прямо в детей, отбросив коляску и детский велосипед на несколько метров, а затем остановился. Как выяснилось позже, в автомобиле была 18-летняя Валерия Башкирова, ее опыт вождения — один год. Сразу же после ДТП сообщалось, что Валерия была пьяна, и из-за этого не видела, куда едет, но, по ее же словам, она не употребляет алкоголь, однако в тот момент она отвлеклась на телефон и не следила за дорогой.
В результате ДТП два малыша погибли. Скончался пятилетний ребенок, а через несколько часов в медицинском учреждении Москвы погиб и второй малыш. К сожалению, дети получили несовместимые с жизнью травмы, врачи не смогли им помочь. В больницу попала и бабушка малышей, о ее состоянии ничего не известно.
«Еще чуть-чуть, и у нас была бы идеальная жизнь»
Муж Оксаны проводил на работе шесть дней в неделю, он был начальником в строительной компании. Мог на целый день уехать и вернуться домой в десять или одиннадцать вечера. Оксана переживала, что дочки почти не видятся с папой, а сама она зависла в «дне сурка»: дом, дети, быт.
Одного выходного Евгению не хватало, чтобы и отдохнуть, и побыть с семьей. Не было времени на спорт, общение с друзьями.
— Женя вообще трудоголик. Ему нужно было добиться результата в любой поставленной задаче. Это все, естественно, сказывалось на его состоянии, наступило нервное истощение. Примерно за год до аварии Женя постепенно понял, что нужно что-то менять.
Муж Оксаны хотел получить другую должность с более удобным графиком и убрать бумажную работу. Все получилось в конце осени. И хотя официально он пока числился на прежнем месте, ему на замену уже нашли другого человека, Евгений стал вводить его в курс своих дел.
Теперь старался раньше возвращаться домой, приходить на обед, встречать детей из школы. Начал ходить в тренажерный зал и заниматься дома, купил гантели, по вечерам стал больше гулять — иногда с детьми, а иногда с Оксаной или один.
— Все почти устроилось так, как он хотел. Еще чуть-чуть, и у нас была бы идеальная жизнь. Но ее, к сожалению, не случилось…
«Еще родишь»
После похорон мы забрали Тимура из больницы, все ему рассказали. Сначала заехали в «Детский мир», мне хотелось его чем-то порадовать: «Тимурик, ты можешь купить все что хочешь». Я надеялась смягчить эту боль, подкупить хотя бы игрушками… о чем, конечно, потом жалела.
Это твои, взрослые чувства, ребенок их не понимает. Дети относятся к смерти и любым потрясениям по-другому. Это мы им придаем трагичность. Тимур плакал, но не потому, что понимал, что такое смерть, а потому, что плакали мы.
На следующий день мы начали оборудовать мамину спальню. У мамы были страшные переломы, операции, ее нельзя было просто привезти и положить на обычный диван. Это нас отвлекло. Меня спасло, что я не уходила в страдания.
Спустя время поняла, что мне хочется рыдать. Я разрешила себе это делать по надобности, но нельзя было раскисать, слишком многое от меня зависело. Надо было вытаскивать маму буквально с того света, поддерживать Тимура, брать себя в руки в отношениях с Димой и Юлей.
Те, кто не знал, как поддержать, не звонили, и спасибо им за это. Те, кто пытался, часто делали только больнее: «Еще родишь». Да, я могу родить хоть десятерых, но я ее хочу. Таких, как она, не будет. И сейчас многие, стараясь поддержать, сравнивают: «У меня бабушка умерла, я знаю, что это такое», «У меня муж умер, я так тебя понимаю». Но это настолько по-другому…
Я в некотором роде понимаю, что такое потерять маму. Через месяц после аварии во время операции у нее была остановка сердца на 10 минут. В ту ночь я думала, что она либо умрет, либо не сможет стать прежней. Но как бы ни было больно, хоронить бабушек, дедушек, родителей — естественно. Потерять родителя, даже самого любимого, не так страшно, как потерять ребенка.
Али хотел уйти из спорта и посвятить жизнь помощи бедным. Это вдохновило создателей Esquire
К 1967-му Али прочно укрепился в статусе суперзвезды: став чемпионом мира, он устроил для себя турне – выступал в Канаде, Великобритании, Германии, вступил в «Нацию ислама» и был провозглашен лидером организации Элайджей Мухаммадом самым важным спортсменом для афроамериканцев.
Мохаммед был не просто лицом «Нации ислама», но и одним из активных участников, выступая в поддержку расового равенства. Все это очень раздражало официальные власти, которые искали повод повлиять на принципиального боксера. Он представился в апреле 1967-го после отказа Али служить в армии. Уже через час после заявления Мохаммеда Атлетические комиссии друг за другом лишили его боксерской лицензии. 19 июня начались судебные заседания, а через месяц определили состав присяжных – шестеро мужчин и шестеро женщин, все белые. После слушаний им потребовалось всего 20 минут, чтобы вынести обвинительный приговор.
«Моя совесть не позволит мне застрелить моего брата, более темнокожих людей или бедных голодных, живущих в грязи для большой и могущественной Америки», – заявил Али в суде.
Боксеру грозил реальный тюремный срок, но он отделался штрафом и отстранением от бокса.
Али не только отказался служить в армии, но и воевать во Вьетнаме. Судебный процесс был очень громким, поэтому к освещению подключился даже журнал для настоящих джентльменов – Esquire. Прямо в здании суда боксер дал изданию интервью, в котором сообщил, что может завершить карьеру и посвятить жизнь помощи бедным.
Журналист вернулся в редакцию и сообщил об этом арт-директору журнала Джорджу Лоису. В этот момент его осенило – изобразить Али на обложке в образе Святого Себястьяна.
Первая ночь
К маме не пускали. По слухам, она была в тяжелом состоянии, но врачи ничего не говорили. Мне хотелось куда-то сбежать. Муж остался с Тимуром, а я поехала к маме в дом.
Всю ночь я не спала. Во дворе были две собаки, они на меня всегда лаяли. С той ночи больше не лают. Я сидела напротив одной и выла, а она смотрела на меня, положив морду на лапу.
Единственное, о чем я думала в ту ночь: все зря. Мы не за тем бежим. Все наши мечты и ценности — пыль. Кроме эмоций с близкими.
Самая раздражающая фраза, которую говорили и говорят по сей день: «Тебе есть ради кого жить». Для меня это звучит: «Ну ничего страшного, у тебя же еще есть». В первую ночь казалось, что лучше бы не осталось никого — мне было бы проще уйти следом.
Если бы я была уверена, что с мамой все хорошо, не стала бы жить. Я хотела подождать и узнать, сможет ли она забрать Тимура к себе, а потом умереть. Муж был в таком же состоянии. Уверена, если бы в ту ночь я предложила умереть вдвоем, он был согласился.
Владимир Смирнов: последний поединок
На мировой чемпионат 1982-го года Владимир вообще мог не поехать. Спортсмен даже желания такого не выражал, кроме того, как вспоминал его наставник Виктор Быков, мужчина все время рвался домой, к семье со сборов. Он настолько сильно скучал по любимой жене Эмме и маленьким детям Диме и Ольге, что тренер даже решился отпустить Владимира на один день к родным, что по тем временам являлось серьёзным нарушением спортивной дисциплины.
Кроме того, во время вылета на соревнования у Смирнова возникли проблемы на таможне. У мужчины обнаружили незадекларированную валюту, поэтому его вполне могли не выпустить. Вопрос о его участии в мировом первенстве решался на самом высоком уровне, но, в конечном счете, решение было принято в пользу Владимира, ведь олимпийский чемпион на тех состязаниях должен был помочь сборной завоевать очередной громкий титул.
20-го июля состоялся четвертьфинал в мужском командном зачете. В одном из поединков жребий свел советского спортсмена с фехтовальщиком из ФРГ — сильным и высоким Маттиасом Бером. Смирнов в то время занимал первую строчку мирового рейтинга, а вот Бер располагался сразу за ним. Примечательно, что оба спортсмена отдавали предпочтение силовой манере ведения боя.
Во время поединка случилось непредвиденное. Немец сделал мощный выпад вперед, его рапира уперлась в плечо соперника, который, в свою очередь, в этот момент ринулся на Маттиаса. От такого мощного столкновения металл не выдержал, и клинок попросту сломался. Далее немецкий спортсмен продолжил движение рукой по инерции, и обломок его рапиры воткнулся в маску Владимира, разорвал её и вошел прямиком в левый глаз мужчины.
Это было трагическое стечение нескольких факторов. Если бы рапира просто сломалась пополам, она бы не смогла проткнуть маску, но она раскололась вдоль по косой, превратившись в некое подобие шила. Или если бы клинок попал в маску на пару миллиметров выше, то он воткнулся бы в бровь спортсмена, не нанеся ему смертельного ранения. Но, судьба распорядилась иначе.
Бер моментально выдернул окровавленный обломок своей рапиры и начал отчаянно звать на помощь. А Владимир в это время успел снять с себя маску, после чего упал, и уже не шевелился. Уже через пару минут его увезли на «скорой» в больницу, спортсмен пережил клиническую смерть и впал в кому.
Лучшие врачи боролись за жизнь советского рапириста, но их старания не увенчались успехом. Три дня спустя глава медицинской комиссии, которая занималась лечением Смирнова, пришел к выводу, что его пациента уже нельзя спасти — мозг мужчины был мертв. Еще через пять дней итальянские медики отключили спортсмена от системы жизнеобеспечения.
В связи со случившимся инцидентом, в Италии было инициировано специальное расследование и возбуждено уголовное дело. Однако, Маттиасу Беру никакие обвинения не выдвигались. Тем не менее, для него самого эта трагедия стала тяжелым потрясением. Много лет спустя, в одном из интервью немецкий спортсмен откровенно признался в том, что он всю жизнь мучается тяжелым чувством вины из-за совершенного им непредумышленного убийства.
Кроме того, этот трагический случай повлёк за собой ряд существенных изменений в экипировке фехтовальщиков с целью повышения безопасности. А еще изменились требования к жесткости и прогибу клинка, и допустимой нагрузке на кончик шпаги или рапиры.
«Мам, мы будем приезжать к тебе семьей»
Мне и мужу казалось, что у нас дома живет маленький взрослый человек. К двум годам Гриша уже говорил сложноподчиненными предложениями. Я никогда не надевала на него кофточки с зайчиками или ушастые комбинезоны — настолько ему не шло все детское.
Муж рано стал кандидатом наук, и Гриша был абсолютно папин сын — иногда выдавал такое, что я изумлялась: «Ребенок, как в твоей голове это рождается?»
Гриша любил ездить со мной на машине и болтать о том, что умеют люди разных профессий: «Мам, а у папы сколько профессий? Я тоже буду так!» Он ходил на робототехнику и собирал конструкторы, мечтал о своей будущей семье: «Мам, машина должна быть у жены, она не сможет возить детей на мотоцикле. Поэтому я буду ездить на мотоцикле на работу, а приезжать к тебе семьей мы будем на машине».
Это было очень-очень счастливое время…
«Я остаюсь мамой Гриши»
После смерти Гриши прошло четыре года. Все это время я работаю с психотерапевтом и много общаюсь с родителями, потерявшими детей. Мы созваниваемся, поддерживаем друг друга, заказываем молебны об упокоении, пишем списком — теперь уже наших общих — детей.
Их истории стали для меня подтверждением, что это не со мной что-то не так. Потому что, когда Гриша разбился, первая мысль была: «Я какая-то прокаженная». Как будто меня за что-то сильно наказали.
Когда стала дружить с этими мамами и папами, я увидела, какие они классные и любящие, и мне стало очевидно, что смерть ребенка — не наказание за что-то.
Я сразу понимала, что был миллион вариантов, чтобы Гриша не разбился. Это не история о плохих родителях, которые ушли из дома, оставили открытые окна и бросили там ребенка. Но чувство вины по-прежнему не проходит, и до сих пор я приезжаю на кладбище со словами: «Гришка, прости, что не уберегли».
Легче чувствовать себя виноватой, чем признаться в беспомощности. Не всегда от нас зависит, что происходит с нашими детьми и близкими. И это признать гораздо тяжелее, чем то, что я — причина. Вопрос безопасности очень сложен. И если у тебя есть ребенок, с ним может что-то случиться.
Не раз в сообществе я встречала такую фразу: «Лучше бы у меня вообще не было ребенка…» Один случай просто поразил — так писала мама, чья дочь умерла на последнем курсе, не успев окончить институт. И я сказала ей: «Вы такая счастливая, вы столько времени были рядом!»
Потому что для меня родительство — это путь, и чем он длиннее, тем лучше.
Еще когда Гриша был в реанимации, я поняла, как ценно то время, которое мы с ним провели.
Если бы я знала, что все будет так, я бы глобально ничего не меняла. Мы снимали большую красивую квартиру в центре Москвы, там всем было классно и комфортно. Мы летали отдыхать, Гриша за свои четыре года побывал в восьми странах. Мы вкладывали деньги, время и силы в жизнь сейчас, потому что никто не знает, что будет завтра. Многие родители говорят детям: «Потерпи, потерпи, здесь нужно напрячься, там нужно, ты скажешь мне спасибо через 30 лет…» А жить когда? Этих тридцати лет и даже пяти может не случиться.
Я считаю, что я все равно мама троих сыновей. Да, я по-прежнему остаюсь мамой Гриши. Но теперь как его мама я ставлю памятник, сажаю цветы на кладбище, приезжаю туда на важные даты. Просто с каждым ребенком — свой родительский путь. И мой путь с Гришей — вот такой.
Фото: Людмилы Заботиной и из личного архива Натальи Малыхиной
Поскольку вы здесь…
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
ПОМОЧЬ
Как сложилась судьба вдовы спортсмена – Эммы Смирновой
Официально о смерти советского спортсмена сообщили 28-го июля – в день, когда его отключили от аппаратов, искусственно поддерживавших жизнь. Его супруге изначально говорили, что мужчина получил тяжелую травму, был госпитализирован, но его жизни ничего не угрожает. Эмма добивалась разрешения на вылет в Италию, чтобы быть рядом с мужем, но когда ей наконец-то разрешили лететь в Рим, оттуда пришло трагическое известие. Тело спортсмена привезли в Киев лишь первого августа.
На момент трагедии сыну Диме было всего шесть лет, а дочери Олечке едва исполнилось пять. По словам Эммы, когда она узнала о случившемся, то не хотела жить, и не жила бы, если бы не дети. Женщина впала в глубочайшую депрессию, малышей оформила на некоторое время в круглосуточный садик, пока сама занималась подготовкой к похоронам. Детям она долгое время не решалась сообщать о смерти отца, так что они были уверены, что папа на соревнованиях и скоро вернется домой.
Тело спортсмена доставили в Киев в двух гробах: красивом деревянном, который был помещен в громоздкий цинковый. Основные хлопоты взял на себя спорткомитет, но прощание с легендарным спортсменом прошло в какой-то спешке. Эмма вспоминает, что хотела, чтобы муж, как и положено, последнюю ночь перед погребение провел дома, но ей этого не позволили, и даже не дали побыть рядом с ним на прощание, а также отказались переодеть тело в костюм, который был для него подготовлен.
Через время женщина решилась отправиться на кладбище вместе с детьми и рассказала им, что папы больше нет. По воспоминаниям Смирновой, Оля тогда по-детски наивно поинтересовалась, не холодно ли папе лежать в земле, а Дима загорелся желанием смастерить отцу самый красивый памятник и целыми днями лепил его из пластилина.
Вдова спортсмена говорит, что на похоронах и поминках звучало много громких и красивых речей, ей и детям обещали поддержку и персональную пенсию, но практически сразу обо всем этом позабыли. Даже памятник на могиле спортсмена его родственникам пришлось ставить своими силами. Новым потрясением для Эммы стало, когда на годовщину смерти мужа она обратилась в одно из спортивных изданий, с предложением написать заметку о погибшем спортсмене, но ей неожиданно отказали. Об обещанной персональной пенсии тоже сразу забыли, когда женщина начала добиваться пособий на детей, то ей к 130-ти рублям добавили всего семь «персональных». Ходили слухи о том, что Смирнова получила какую-то астрономическую сумму по страховке, но сама она утверждает, что ей выплатили всего 300 рублей единоразово, и все.
Лишь через четыре года после трагедии Эмма Ивановна поняла, что ей нужно жить дальше. Она познакомилась с мужчиной, которого тоже звали Владимиром, между ними завязались отношения и вскоре он стал её вторым мужем. Еще через время супруги решились обзавестись общим наследником. По словам Эммы, та беременность была очень тяжелой, у неё постоянно скакало давление, и она практически не покидала больничных стен.
Смирнова родила мальчика, которому они с мужем решили дать имя Александр. Когда женщина еще находилась в роддоме вместе с сыном, ей неожиданно впервые за долгое время приснился покойный первый муж. Смысл этого сновидения она долго не могла расшифровать. Во сне Владимир обнял её и начал жалеть. А через полгода её сын Саша умер. Эмма посвятила свою жизнь семье и детям. Ныне она по-прежнему живет в Киеве, но крайне редко соглашается на интервью, потому как воспоминания о погибшем муже до сих пор причиняют ей мучительную боль.
«Дочек я хоронила, сидя на коляске»
Оксана долго сидела в приемном покое на лавке. Мужа раздели и сразу увезли в операционную. К ней подошла психолог медицины катастроф Юлия (фамилии Оксана не знает, но имя помнит и до сих пор благодарна за ту помощь): стала разговаривать, взяла за руку, пытаясь вывести из отрешенного состояния. Оксана звонила в отель, говорила, что они не приедут: думала, что скоро похороны и ей нужно вернуть потраченные деньги.
— Не знаю вообще, каким это образом мне в голову пришло. И Юля поддерживала меня: «Да-да, вы все правильно делаете». Как будто в этом есть адекватность. Хотя какая там адекватность… Видимо, надо было цепляться хоть за что-то, что ты еще можешь контролировать.
Потом Оксану посадили на каталку. Что с ней делали, она уже плохо помнит. В больнице Югорска пролежала три дня. Как узнала потом, ей давали обезболивающие. О своих травмах она еще ничего не знала — просто хромала и ощущала, что не может выпрямиться.
У Оксаны был закрытый перелом грудины, компрессионный перелом пяти тел позвонков в грудном отделе, многочисленные ушибы, гематома, сотрясение мозга, закрытая черепно-мозговая травма, все мягкие ткани на левой руке и на левой ноге были черные.
В лежачем положении на спецтранспорте ее перевезли из Югорска в Нягань. Сидеть разрешали полчаса в день, нужно было носить жесткий корсет. В больнице Оксана читала молитвы об усопших, Псалтирь, мысленно разговаривала с дочками.
Через шесть дней после аварии хоронили Полину и Киру. До этого тела девочек нужно было забрать из разных городов.
— Брат и папа везли их на своей машине в черных полиэтиленовых мешках. Я этого не видела. Потом слышала, как рассказывал брат. Дочек я хоронила, сидя на коляске, — говорит Оксана.
15 февраля были поминки девочек — девять дней, но Оксана не ходила, лечилась в больнице. Ночью ей позвонили из Югорска и сказали, что скончался муж. Она сразу позвонила сестре, и ближе к полуночи та пришла в больницу.
— Хотелось просто выйти к Кате , поплакать и вернуться. Ты не знаешь, что делать, лежишь в палате и рыдаешь, потому что все надежды рухнули. Но из-за коронавируса так просто было нельзя. Поэтому на меня надевали защиту, с этим были связаны определенные трудности…
Владимир Смирнов: личная жизнь
В начале 70-х годов восходящая звезда большого спорта познакомился с юной девушкой по имени Эмма. Им обоим на тот момент было всего по 16 лет, они жили в одном городке Рубежное, Володя был всего на пять дней старше Эммы. Между молодыми людьми возникла взаимная симпатия, которая быстро переросла в настоящее сильное чувство. Они встречались почти четыре года, а после влюбленные решили узаконить свои отношения. В браке родился общий сын Дмитрий, а через год на свет появилась дочка Ольга. Вскоре молодая семья обзавелась собственным просторным жильем в Киеве. Эмма занималась домом и детьми, в то время, как Владимир пропадал на соревнованиях и сборах, стараясь обеспечить свою семью всем необходимым.
Близкий друг рапириста, советский фехтовальщик и олимпийский чемпион Михаил Бурцев как-то в одном из интервью рассказал занятную историю о том, как однажды Владимир гулял вечером с женой по Киеву, и внезапно им на перерез выскочил грабитель. Злоумышленник начал угрожать паре расправой, а после напал на спортсмена. Однако, Смирнов, обладавший поистине богатырской силой, с одного удара отправил противника в нокаут. После этого они с женой просто пошли дальше, а когда возвращались обратно через пару часов, горе-грабитель все еще лежал на земле.
По словам женщины, рядом с любимым мужем она всегда чувствовала себя, как за каменной стеной, её избранник был сильным, надежным, обожал её и детей, а самое главное, они по-настоящему любили друг друга. С момента их знакомства и до трагедии паре было отпущено двенадцать счастливых лет.
«Успокойся уже и прими»
Слово «принятие» очень странное. Психологи говорят, что принять — это научиться говорить спокойно о смерти своего ребенка. Да, я могу говорить без слез: «Я мать умершего ребенка, это часть моей жизни». Но я этого не принимаю, с этим невозможно смириться.
Мне было важно найти человека, который пережил то же самое. Но таких я встретила немного
Обращалась к четырем психологам, поддержки не нашла. Не могу ходить к психологу, который сам через это не проходил.
Были мамы, которые тоже похоронили детей, но потом углубились в веру: «Успокойся уже и прими, в Библии сказано, что…» — и присылали огромные куски про то, что все мы воскреснем и встретимся. Я верю в Бога, но сложно отношусь к церкви, и меня их слова не утешали.
Не утешали и фразы вроде «раз Бог забрал — значит, так надо». А я пришла к священнику, и он сказал: «Бог не забирает жизни. Бог дает свободу». Это единственное приемлемое объяснение из всех, что я слышала за год. Получилось ДТП. Не Бог в нем виноват.
Водителю такси, который врезался в мамину машину, дали три с половиной года колонии. Говорят, это максимальный срок. По его версии, он уснул за рулем, но в это сложно поверить. На суде я смотрела в его глаза и не видела ни раскаяния, ни сочувствия. Первое время я на него злилась — за равнодушие. А потом отпустило.
«Повернулась назад и поняла — моей девочки уже нет»
Восьмилетняя Кира, младшая дочь Оксаны, пообещала выбрать понравившуюся книжку и читать ее вслух всю неделю. В награду попросила конфеты «Скиттлз». Мама сказала, что купит к выходным, но в суматохе забыла: всей семьей они собирались на отдых. «Давай папа купит, и мы возьмем с собой в дорогу?» — предложила Оксана.
Февральским утром она, ее муж Евгений и две дочки, Полина и Кира, сели в Kia Ceed и выехали из Нягани в Екатеринбург.
— И вот мы едем, а Кира говорит: «Ну, можно уже “Скиттлз”-то есть?» — «Конечно, можно». Сзади была большая сумка с едой, она долго искала эти конфеты. Открыла, сама съела и нас угостила, — вспоминает мама девочки.
Шел сильный снег, дороги было почти не видно. Кира и Полина, ее десятилетняя сестра, дремали на заднем сидении. Оксана сказала мужу, что, если через час погода не улучшится, стоит вернуться домой. Но Евгений ничего не ответил. Всем очень хотелось поехать в этот неожиданный зимний отпуск.
На 116-м километре дороги Ивдель — ХМАО с машиной семьи столкнулся Land Cruiser.
Оксана потеряла сознание. Пришла в себя от страшной боли в груди — было трудно дышать. Она повернулась назад и увидела, что у Киры из ушей идет кровь. Муж висел на ремне, с его стороны не было двери. Верхнюю часть машины снесло.
От Евгения исходил невнятный протяжный стон. Оксана, хромая на левую ногу, выбралась из машины.
К кому поползла сначала, не помнит: то ли к мужу, то ли к Полине, то ли к Кире — чтобы сделать искусственное дыхание.
— Это настолько трудно… Я пыталась оказать какую-то первую помощь… Делать хоть что-то, но только не стоять на месте. Я понимала, что там нет жизни по внешним признакам, но не хотела верить в то, что вижу.
Руки окоченели до такой степени, что Оксана не могла взять сапог и надеть на ребенка. Она достала термос и вылила на ладони кипяток, а потом натянула перчатки. Позже, в больнице, долго не могла понять, почему с рук слезает кожа.
В этом ДТП Оксана потеряла всю свою семью.
История Святого Себастьяна очень напоминала образ Али. Перед тем, как принять христианство, он командовал телохранителями римского императора
К моменту легендарного снимка Джорджу Лоису было 30 лет, он возглавлял отдел фотографии Esquire – это важнейший контент издания. Работал Лоис над всеми общественно важными событиями США того периода – от сексуальной революции до предвыборной кампании Ричарда Никсона. Снимки, которые появлялись в журнале с одобрения Лоиса, вызывали что-то среднее между восторгом и шоком.
До работы в журнале Джордж трудился рекламщиком на телеканале CBS, поэтому знал толк в креативе. Кстати, в отличие от Али, он не смог избежать службы в армии и был непосредственным участником Корейской войны.
«Очевидно, что тогда из Али искусственно сделали изгоя и козла отпущения. Но вместе с тем у него была огромная фанатская база, которая также была в рядах протестующих и против войны, и против отношения к темнокожим. Они все сплотились вокруг своего героя, поэтому идея изобразить Мохаммеда в образе мученика Святого Себастьяна родилась сама собой мгновенно», – рассказывал Лоис.
История жизни Себастьяна до того момента, как он стал мучеником, ничем особо не примечательна. Родился в 256 году в Норбоне, образование получил в Милане и был начальником преторианской гвардии при императоре Диоклетиане – элитном отряде легионеров, которые были личными телохранителями правителя. Себастьян был по меньшей мере хорошим воином, но роднит с Али его даже не столько этот факт, а убеждения Себастьяна.
Он втайне исповедовал христианство, что вскрылось лишь тогда, когда двое его лучших друзей Марк и Маркеллин получили смертный приговор за точно такое же деяние. Тогда в Римской империи происходили гонения на христиан, так же как гонения на темнокожих в 60-х в США. Родные братьев всячески призывали их отказаться от веры и спасти себя, а они уже были готовы уступить, но Себастьян публично поддержал Марка и Маркеллина. Его выступление вдохновило их сохранить верность христианству.
Перед тем, как быть арестованным, он исцелил Зою Римскую, которая была немой. Она была женой высокопоставленного судебного чиновника при императоре, но это ее не спасло. За христианскую веру Зою повесели на дереве, после чего сожгли.
Себастьяна арестовали. Диоклетиан распорядился казнить его выстрелами из лука, привязав к дереву, что и было выполнено. Когда его жена Ирина пришла, чтобы похоронить супруга, то обнаружила его живым: раны от выпущенных стрел хоть и были глубокими, но не задели жизненно важные органы. Его уговаривали бежать из Рима, но он вновь явился к Диоклетиану, чтобы продемонстрировать верность христианству.
На это раз император приказал забить Себастьяна камнями, а тело сбросить в Большую Клоаку – систему канализации Древнего Рима. Сегодня Святой Себастьян почитают и православные, и католики.
«Отдам назад в детдом, а что потом?»
После гибели Вероники мне было очень сложно с Юлей. Почему она есть, а Вероники нет? Где тогда Бог? Где воздаяние за добрые дела? Говорят же, что взять ребенка из детдома — это как храм построить.
Но нет никакой справедливости. Никто не обещал, что тебе воздастся за добрые дела. Ты что-то делаешь, потому что считаешь правильным, а не потому, что ждешь награды. Я все равно забирала Юлю из дома малютки, зная, что не смогла бы по-другому: «Если я пройду мимо, как жить потом?»
Потеряв Веронику, я перестала принимать Юлю, и мы как будто заново проживали адаптацию. Тяжело потерять родную дочь и остаться с приемной. Наверное, мне еще предстоит это проработать.
Понимаю, что вернуть Юлю никуда не смогу. Меня часто спрашивали, и я сама серьезно задумывалась на эту тему, представляла: ну да, отдам, приеду домой, а что потом с собой делать? Я уважать себя не буду. Как я Тимуру расскажу? Ты извини, у тебя не будет еще одной сестры, с которой ты прожил три года, мы решили отдать ее обратно? Кого я выращу? Не это я хочу воспитать в своем сыне.
Вероника познакомила нас с миром особых детей, а теперь ее нет. Для чего этот ребенок приходил? Чтобы мы забрали Юлю и изменились сами. Другого ответа не вижу. Я как могу, так и пытаюсь себе объяснять, и эта мысль во многом повлияла на мои отношения с Юлей за последний год.
«Ваш ребенок выпал из окна»
Майским вечером 2018 года я приехала домой со съемок своего курса по развитию детской речи
Счастливая, минут десять сидела в машине с открытой дверью и думала: «Господи, спасибо, что я наконец-то делаю что-то важное и полезное! Я так давно этого хотела»
Потом все было как обычно. Отпустила няню, с работы вернулся муж. Наши сыновья — четырехлетний Гриша и двухлетний Кирилл — хохотали и ногами собирали карандаши в детской, а перед сном пришли на кухню подкрепиться шариками с молоком.
Наталья Малыхина
Гриша съел свою порцию чуть раньше и убежал — все подумали, что обратно в детскую. Кирилл доедал последние несколько ложек, а мы с мужем уже собирались укладывать детей — смотреть вечерние диафильмы. Вдруг кто-то постучал в дверь.
Я открываю и слышу: «Ваш ребенок выпал из окна».